Их сделали врагами

Всередине 80-х годов я впервые узнал, что Челябинский металлургический комбинат строили трудармейцы, основной костяк которых составляли российские, а тогда советские, немцы. Узнал адрес одного из них и поехал в надежде поподробнее узнать, как работали трудармейцы и как они оказались в Челябинске. Но когда я объяснил цель своего визита ветерану, он категорически отказался со мной разговаривать. Почему?

— Меняются руководители страны, но ничего не меняется для нас. Правду никто не хочет знать. Не хочу, чтобы из-за моих слов пострадали мои дети.

Уже напоследок я спросил:

— А детям-то вы рассказывали о своей жизни?

— Нет. Да и молодежь это не интересует. Они говорят, давно это было…, — с грустью в ответил трудармеец.

Как же надо запугать человека, чтобы оставить его один на один со своей трагедией, подумалось мне. Я его не осуждал. Видимо, ему пришлось пройти через такие испытания, о которых до сих пор страшно о вспоминать. Но не этим ли молчанием, нежеланием рассказать правду, мы воспитываем у молодежи беспамятство, циничное и равнодушное отношение не только к прошлому, но и настоящему, будущему.

…В августе 1943 года в областной газете «Челябинский рабочий» была опубликована заметка начальника Челябметаллургстроя генерал-майора инженерной службы А.Комаровского «Вторая Магнитка». В ней он писал: «Полтора года назад здесь было пустынное место, поросшее мелким кустарником. Теперь оно пересекается густой сетью шоссейных и железных магистралей и т.д. Уже в начале этого года закончены и пущены в эксплуатацию крупнейший в Союзе электросталеплавильный цех, прокатный, механический, литейный, кузнечный цехи, подсобные предприятия… Многие коллективы строителей и монтажников нашей стройки самоотверженной работой доказали свое право называться подлинными строителями военного времени.

Почетное знамя Государственного Комитета Обороны впервые появилось у нас на стройке ТЭЦ за отличную работу в июле. Теперь оно взвилось над всем строительством». Короткие и лаконичные слова, но что стоит за ними?

Чтобы вы могли представить, что ждало строителей металлургического гиганта, когда они попадали на строительную площадку, приведу краткую характеристику начальника строительства.

Комаровский Александр Николаевич (1906-1973), генерал армии (1972), доктор технических наук (1956), Герой Социалистического Труда (1949), лауреат Сталинской премии (1951). В 30-годы был одним из руководителей строительства канала Москва-Волга, где широко использовался рабский труд заключенных.

Специалист по использованию труда заключенных и по безжалостной их эксплуатации. На подведомственных Комаровскому предприятиях смертность была крайне высока. После смерти Сталина он как «специалист высокого класса» сохранил за собой руководство Главпромстроем.

Вот под крыло такого руководителя предстояло попасть будущим строителям Челябинского металлургического комбината.

Когда началась война, жизнь в селе первые месяцы ничем не изменилась и восемнадцатилетний Людвиг Герш продолжал работать в колхозе. Только в ноябре 1941 года мужчин стали призывать в армию. Мобилизовали и Людвига. Всех погрузили в товарные вагоны и повезли. Куда? Все думали о фронте, но чувствовали — везут в обратном направлении. Прошел слух, что будут работать на заводах.

И вот состав прибыл в Челябинск. Его поставили в мельничный тупик, все остались в вагонах до вечера. Как стемнело, прибывших стали выгонять из вагонов. Всех поразило, что состав был оцеплен вооруженной охраной с собаками. Мобилизованных построили в колонны и привели к участку леса, огороженного в три ряда колючей проволокой. Шел февраль 1942 года.

Ночь провели у костра, укрыться от холода было негде. Только утром привезли брезентовую палатку. Так встретил Челябинск первых строителей металлургического комбината. Сначала обустраивали строительный лагерь. Лагерь под номером один находился на месте нынешнего районного (Металлургического) рынка. Все включились в работу, но душу мучили вопросы: почему с охраной, почему за колючей проволокой, мы что враги?

— Вслух эти вопросы никто не задавал. Мы деревенские были как слепые котята, — вспоминает Людвиг Вильгельмович. — Страх и привычка беспрекословно подчиняться власти — крепко в нас сидела.

С утра трудармейцы рубили березы, стволы которых шли на строительство землянок. Очистили от леса строительную площадку, выкопали углубления. Питьевой воды не было, собирали и топили снег. В апреле Людвиг попал на дорожные работы. С каменного карьера, который находился на месте нынешнего Центрального клуба, возили щебень на строительство шоссе Металлургов. Работа тяжелая и на сколько бы хватило паренька, неизвестно. Как-то приходит в его землянку старший нарядчик Яков Бергман и спрашивает:

— Кто пойдет в связисты?

Что это за специальность никто из них деревенских парней не знал. Отбирали тех, кто поздоровей. В числе 20 будущих связистов оказался и Людвиг Герш.

Металлургический гигант строили ускоренными темпами. Для чего он нужен, понимали все строители. Понимали они и то, что война потребует от каждого полной самоотдачи. К этому трудармейцы были готовы, но кем они стали для своей Родины: защитниками или заключенными? Ответ на этот вопрос они будут искать всю жизнь и многие не найдут его никогда.

…Порядки в лагерях были суровые, для охранников трудармейцы были хуже заключенных, они были врагами. Бригады строителей на работу ходили только строем, при выходе нарядчик отмечал каждого человека, по возвращению сверялось наличие. Если кто-то задерживался, то бригаду не пускали в лагерь до тех пор, пока все не соберутся, несмотря на дождь и холод.

Тяжелый, непосильный труд быстро доводил людей до полного истощения. Когда человек уже обессиливал до предела, проводили медицинский осмотр. Определялась степень его трудоспособности. Если истощен, то переводили в ОПП — оздоровительно-профилактический пункт. Правда, среди трудармейцев эта аббревиатура расшифровывалась как отдел подготовки покойников. Ведь после «оздоровления» мало кто обратно возвращался. Лечения там никакого не было. Людей просто переводили на «легкий» труд: мыть посуду, подметать территорию, считалось, что их поддерживают питанием.

А питание в то время было вопросом важнейшим, от этого зависела жизнь. Как же кормили в трудармии? Сравните: рост Людвига Герша был 175 сантиметров, а весил он 40 килограммов. Полное истощение.

Организация работ на строительстве металлургического гиганта сводилась к тому, чтобы выжать из человека все жизненные соки и списать. Моральные и материальные стимулы заменяла «котловка» — система дифференцированных норм питания в зависимости от процента выполнения производственных заданий. Сложившаяся еще в 1930-е гг. для заключенных система «котловки» была перенесена на лагеря репрессированных. В течение 1942 г. она три раза «совершенствовалась» и была доведена до совершенства.

«Котловка», особенно в условиях низких норм питания и низкой калорийности, оставляла строителям ЧМК очень мало шансов на выживание. Минимальная гарантированная норма означала медленную смерть от дистрофии. В то же время лагерная мудрость гласила, что «убивает большая пайка, а не маленькая», поскольку выполнение норм на 150 процентов влекло за собой потерю сил, не компенсируемую повышенным некалорийным пайком. К тому же реально получаемое трудармейцами питание урезалось из-за злоупотреблений лагерного персонала.

Особенно трудно было зимой. Строители согревались собственным дыханием. Одевались кто во что мог, на ногах — бурки. Это обувь, у которой подошва из автомобильной покрышки, а голенище — шинельное сукно. День в них поработаешь и заработаешь воспаление легких. Мороз всего 10-15 градусов, а ноги уже примерзают к подошве.

Людвиг Вильгельмович никогда не забудет зиму 1943 года. Мороз минус 42, но работы не прекращались ни на час. Землю копали вручную кирками, лопатами, клиньями, возили ее на тачках. Так строили котлован под фундамент первого прокатного стана.

А что ждало людей в бараках? Антисанитария и отсутствие элементарных бытовых условий: не было вентиляции, деревянных полов и кипяченой воды. Зато были холод, вшивость, сырость, большая скученность. Несмотря на это, особым приказом по «Челябметаллургстрою» его начальник А.Комаровский запретил разжигать костры на производстве, а также пускать в зону лагеря трудмобилизованных с дровяными отходами. Только после многочисленных случаев обморожения были запрещены работы на открытом воздухе при температуре ниже 34 градусов.

Вы спросите почему я так подробно описываю эти трудности, ведь шла война и всем было несладко? Но одно дело, когда Родина вручает свою судьбу свободным дочерям и сыновьям, и другое, когда, требуя самопожертвования, тебя считают врагом. До сих пор мало кто из россиян в полной мере осознает цену, которую заплатили за Победу. Советские немцы итак готовы были сложить головы в борьбе с фашизмом, но они понимали, что с ними поступают несправедливо и что они не дали ни малейшего повода для подозрений в массовом пособничестве врагу. Поэтому, зажав в себе обиду, терпя унижения и оскорбления, трудармейцы самоотверженно приближали Победу над настоящим врагом и искренне верили, что справедливость все равно восторжествует.

Бесправие. Так, пожалуй, можно определить положение трудармейцев. Против них постоянно настраивали вольнонаемных строителей. Охранниками были люди недалекие. Они легко верили небылицам, которые распространяли о российских немцах, и искренне считали, что за колючей проволокой содержатся фашисты. В то время слова «немец» и «фашист» были синонимами.

К сожалению, ряды строителей таяли, как снег весной. В этом Герш убедился сам. Как-то зимой 1943 года к Вильгельму, который был уже бригадиром связистов, пришел нарядчик и говорит:

— Подбери лучших ребят. Надо выполнить срочное задание.

Их уже ждала бортовая машина, на которой Герша с товарищами повезли в … морг. Там они загрузили в машину около 40 замерзших трупов, но за один рейс всех забрать не удалось. На дворе стояла ночь, но водитель хорошо знал дорогу, и они подъехали к месту захоронения, там сейчас находится непрерывно-заготовительный цех. Здесь связисты увидели заранее вырытую огромную траншею. Рядом была уже засыпанная.

Что мог чувствовать двадцатилетний парень, когда брал руками холодные, голые тела трудармейцев? Возможно то, что среди них завтра может оказаться он. Или о справедливости? Почему тех, кто работает на Победу, хоронят как воров ночью и тайно, даже без указания фамилии? А может быть, на раздумья и времени не было? Скорей всего именно так и было.

В заметке «Домны металлургического комбината», опубликованной в газете «Челябинский рабочий» 22 ноября 1943 года, сообщалось: «За семь месяцев на Челябинском металлургическом заводе смонтирована первая доменная печь вместе со всем комплексом сложных вспомогательных сооружений… Механомонтажники смонтировали 1154 тонны металлических конструкций. 6 ноября новая домна была поставлена на сушку.

Прекрасными организаторами и умелыми техническими руководителями проявили себя начальник «Доменстроя» орденоносец т.Любарский. Вместе со своими помощниками т.т. Островским, Гавриловым, Брославским, Кирилловым, при активной помощи партийной организации т.Любарский четко организовал выполнение строительных работ. График приобрел силу непреложного закона.

Доменстроевцы в чрезвычайно короткий срок подготовили фронт работ для монтажников, строители работали самоотверженно, напряженная работа шла за каждый кубометр земли и бетона».

О рядовых рабочих не было не сказано ни слова. Об участии в этих работах репрессированных — тем более.