Приближалась очередная годовщина великой Победы советского народа над фашистской Германией.
В одном из сёл Поволжья состоялась случайная встреча двух земляков, уроженцев этого села, вольно или невольно проживших всю послевоенную жизнь вдали от милых их сердцу лесов и полей, от родной реки, ничего не зная друг о друге.
Встретившись, они сначала и не узнали друг друга — время и жизненные невзгоды основательно потрудились над их внешностью, изукрасив лица причудливыми бороздами морщин. Оба седовласые, со впалыми глазами, опирающиеся на как бы случайные в их руках «клюшки», они вместе сели в дребезжащий автобус в областном городе и поехали в родной им с детства районный центр, изредка бросая друг на друга внимательные, как это умеют только наши старики, взгляды слабо видящих глаз.
На неказистой автостанции в Буденовке в очереди в кассу старики оказались рядом пока не распознанные. Слово за слово, и они узнали, что дальнейший их путь совпадает — деревня Лесновка.
— Звать-то тебя как? — спросил тот, что повыше и посутулей.
— Иваном. А тебя?
— Карлом.
— Был у меня в Лесновке в детстве закадычный дружок по имени Карлуша. Сгинул где-то в войну.
— А у меня — Ванюша. Там же. Как судьба сложилась, не знаю. Вернулся ли с войны? Ушёл на неё, когда я ещё дома был.
— Уж не Кайзер ли ты?
— Именно так. А ты — Полянкин?
Старики на несколько мгновений остолбенели. Предательские старческие слёзы блеснули на выцветших ресницах и скатились в борозды морщинистых щёк. Они молча обнялись и простояли так, молча, больше минуты.
— К кому едешь? — С интересом спросил, несколько оправившись, Иван.
— Не к кому. Тогда всех моих поголовно вывезли на высылку. Хочу попроситься к кому-нибудь переночевать. Хотя бы — на сеновал. Обузой не буду — еда у меня с собой и денег есть немного. Посмотрю на родину, на закат и на рассвет, и — обратно.
— А я — к племяннику. Сестра у меня Катерина здесь так и осталась безвыездно.
— Катя?
— Да. Так вы же с ней женихались тогда?
— Было-было….
— И чего же? Не писали?
— Не до писем было там, где я был. И потом — не до них….
— Да, слышал я как с вами обошлись….
— Да уж — обошлись….
— Хорошо, хоть выжил.
— Да. Видно не время было мне умереть. Хотя дышала смерть мне не раз и не в затылок даже, а в лицо…. А ты как там — на фронте? Тоже, поди, не сладко было?
— На фронте хорошо, — неожиданно заявил Иван. — Там хорошо кормили. В атаки водили. В одном бою ранило меня неопасно в ногу. Быстро до врачей добрался. Отлежался в санбате. Опять — в бой. Опять ранило, теперь — в руку. Опять сказали — легко. Но эту рану до сих пор чувствую, особенно — к непогоде. Потом осколком в грудь ранило. Эта рана считалась тяжёлой, красную нашивку за неё выдали. За те-то — по жёлтой. Долго с этим ранением лежал в сибирском госпитале. После списали меня под чистую. А ты-то как выжил? Говорят в тех лагерях, где вы были, бывало покруче, чем в германских, — перешёл на шёпот Иван.
— Всяко бывало. Иногда — покруче, иногда — ничего. От начальства зависело, от места. Я ведь много мест сменил: и лес валил, и завод строил, и уголь копал….
Оба задумались надолго.
— Как это? — встрепенулся Иван. — Ведь везде умение нужно, знания….
— Нас не спрашивали о наших умениях. Где рабсила нужна, туда и посылали. На ходу обучались, самоучкой, оттого многие и погибли, от неумения. Но главная беда — голод. Большинство от этого страдали и умирали. И — замерзали. Особенно в первый год. А ты-то чего домой не вернулся?
— Да собирался было уже. Сразу, как пообещали отпустить, так домой потянуло, в родные места, не высказать. Но зазнобушка перетянула к себе. Завёл там, пока валялся в госпитале. Сначала думал, так — для баловства. А тут оказалось — на вовсе. Главное — она! Оставайся, говорит, и — баста! Сразу расписались. Смотрю, у неё уже и животик образовался. Детей нажили, внуков. Правнуки теперь уже пошли. А ты — как?
— Отбыл своё, как говорят: от звонка до звонка. Несколько раз утаскивали в санчасть — умирать. Даже раз, по ошибке, что ли — в морг затащили. Но, ничего, каждый раз выкарабкивался. После войны, уже в сорок седьмом, отпустили к семье, в высылку. Домой-то ведь так и не отпускали. Так и прожил все эти годы в степи, в Казахстане. Тоже — дети, внуки. Жена из раскулаченных, с Украины.
За разговорами, беспрестанно поглядывая в автобусные окна и ничего вокруг не узнавая, ветераны не заметили продолжительность дороги. Выйдя из автобуса в центре родного села, они поправили на себе пиджаки, значки на них. У обоих сохранились довоенные, спортивные, осоавиахимовские. У Ивана к ним добавилось несколько юбилейных медалей за войну, у Карла — значок «Ударник пятилетки».
Стоя посреди своего села, где вместе бегали мальчишками, дружили юношами, мечтали о будущем, они теперь что-то узнавали, а чего-то и не признавали. Что-то появилось новое, многое из бывшего раньше — исчезло.
Много времени утекло, много изменилось на родной земле. Смешались у ветеранов в душах все чувства. В воспоминаниях-то родное село было всё тем же, родным и близким. А теперь…. Горечь одна….
Виктор Гринимаер,
член Союза писателей России.