Есть в России, на Южном Урале, в Челябинской области, небольшой старинный городок Нязепетровск. Статус города был присвоен ему только в 1944 году. До тех пор назывался – Нязепетровский завод. Иногда не только в простонародье, но и в документах, его именовали Ураимом. Нязя и Ураим – это речки, которые в этих местах впадают в реку Уфа.
В 1747 году здесь был построен железоделательный завод, а по названию реки Нязя и в честь то ли святого Петра, то ли русского царя Петра завод был назван Нязепетровским.
Городок стоит в очень живописном месте: холмы, горы, леса, реки. Ягод, грибов, зверья и по сей день много.
Жители все были привезены сюда в разное время из разных губерний Российской империи для работы на заводе и освоения этих мест. Люди были в основном трудолюбивые, серьезные. Каждый привозил культуру, обычаи, традиции, говор своей местности, которые постепенно сплавлялись в единую, характерную именно для Нязепетровска, субкультуру. До сих пор здесь сохранились самобытность в планировке жилья, в культуре земледелия, в организации жизненного уклада, в песнях, обычаях, говоре.
Как и во многих горнозаводских поселках, завод стоит в центре на берегу искусственного водоема, а от него в разные стороны расходятся улицы, имевшие в прошлом непритязательные названия: Широкая, Большая, Могильная, Проезжая и т.д. Когда-то здесь было возведено 3 церкви. Ныне реставрируется одна, чудом уцелевшая. Завод теперь выпускает строительные краны. Правда, городок и сегодня похож на большую деревню. Цивилизация неохотно внедряется в нашу жизнь.
Хотя Нязепетровск расположен в глуши, значительные события никогда не обходят его стороной.
Сегодня мы хотим рассказать об одном эпизоде, который не повлиял на судьбу Нязепетровска и уж тем более мира, но всякое значительное событие в жизни конкретного человека значимо для него и его близких и, представляется нам, столь же масштабно.
В 1914 году, во время Первой мировой войны, в Нязепетровск прибыли трое военнопленных Германской армии. Их поместили в доме по центральной улице, которая называлась тогда Проезжая. Здесь жила семья Гусевых, по нязепетровским меркам очень состоятельная, зажиточная. Но все их богатство заключалось, прежде всего, в невероятном трудолюбии.
Тогдашний глава семьи Ермолай вставал в 3 часа утра и до 6 часов работал либо в мастерской, которая находилась во дворе дома, либо в кузнице, останки которой и сейчас можно видеть в огороде. В 7 часов утра он шел на завод. Семья была большая: отец – Ермолай, его мать – Елена, жена – Александра и шестеро детей. Чтобы прокормить всех, держали домашний скот, засаживали овощами (в основном, картофелем) огромные плантации, бескрайними были и покосы, находившиеся на большом удалении от поселка. Сами не справлялись с таким объемом работ. Нанимали сезонных рабочих. Но хозяин Ермолай никогда не был надсмотрщиком. Он всегда работал не просто на равных, а был коренником.
Думается, что распределением военнопленных по домам занималось волостное правление, которое находилось на этой же улице, неподалеку. И здание волостного правления (сейчас там местный музей), и дом Гусевых сохранились.
Мы почти уверены, что между властью и Гусевыми был заключен какой-то договор об условиях содержания военнопленных, но пока его не нашли. Где-то, возможно, сохранились документы о распределении военнопленных в населенные пункты России со списками.
Устные предания о пребывании троих военнопленных очень скудны, но интересны.
Один из троих спал на печке, а двое – на полатях. Очень трудно представить, как здоровенные мужики умещались на них, да и каково им было спать над кроватью хозяев дома.
О двоих рассказывают, как о людях, не проявлявших интереса к незнакомой стране, новому месту жительства, непривычному образу жизни.
О третьем вспоминают как об очень живом, любознательном человеке, обладавшем здоровым юмором.
Если двое безучастно подолгу сидели во дворе, греясь на солнышке и покуривая, ни во что не вмешиваясь, не предлагая хозяевам свою помощь, то третьему до всего было дело. Он повсюду следовал за хозяином и просил его научить работать в мастерской, в кузнице, но по воспоминаниям Ермолая, с трудом осваивал кузнечное и слесарное ремесло. А однажды увязался за работниками на покос. Попытался, как и все, косить вручную, но с непривычки, быстро устал, да еще, испытав на себе жала оводов, возмутился, сказав, что в его стране этот труд давно механизирован, и пешком убежал с покоса, находившегося за 12 километров от поселка.
Пробыли эти трое в нашем медвежьем углу (недаром современные геральдисты изобразили на гербе Нязепетровского района медведя) почти 3 года. Были ли у них постоянная работа здесь, были или нет контакты с местным населением, переписывались ли они с родными в Германии, на какие средства существовали? Все это не известно.
Рассказывают еще, что они неплохо говорили по-русски; что с собой у них было одноствольное ружье 16-го калибра с патронами; что в начале своего пребывания подарили хозяйке красивую шаль, которая сохранилась и поныне; что, уезжая, тоже преподнесли семье Гусевых ценный подарок, которого уже нет. Перед отъездом германские солдаты сходили в местную фотографию и оставили снимок хозяевам на память, сделав надпись на обратной стороне. На фото видно, что «нечаянные гости» не голодали, не бедствовали. Сытые, спокойные лица, сюртуки внатяжку, обувь и одежда в хорошем состоянии. Осанка гордая, держатся с достоинством. Но снова вопросы: почему сюртуки разного фасона, почему у стоящих брюки светлые, у сидящего – более темные, да и сапоги у него больше напоминают ботинки с пристегивающимися крагами: что означают бантики на левой стороне груди у двоих? По какому распоряжению они уехали?
Говорят, что надпись сделал самый активный, тот, что сидит. А написал он по-русски следующее (приводим в современной орфографии с авторскими особенностями): «На память на германский Военнопленный Вилгелм Блум Гамбург 24 Елизензштрассе Нязепетровский завод 1 май 1917 г.»
Похоже, что он оставил свой адрес. И, может быть, по нему можно установить имена других двоих. Понятно, что никого из персонажей этой истории нет в живых, но их потомки, вероятнее всего, сохранили воспоминания своих родственников о пребывании на чужбине. Как сложились их судьбы, как живут их наследники?
Если бы не крутые перемены в нашей стране, мы могли бы и не узнать об этих людях. Невестка хозяина дома, Зинаида Васильевна Гусева, родившаяся в 1920 году, услышала об этом от свекра и свекрови, но сама никому не рассказывала, так как в то время это было небезопасно; могли обвинить в чем угодно: в сговоре, шпионаже в пользу Германии, создании подпольной организации, подрывной деятельности против Советского Союза, тем более что муж Петр Ермолаевич воевал на фронтах Великой Отечественной войны с Германией. Даже дочь Нина, которой сейчас за 60 лет, ничего не знала.
Наступило третье тысячелетие. Многое кардинально поменялось. Зинаида Васильевна, которой было уже за 80, проживала в этом же доме, но теперь живет со взрослой внучкой Ларисой и ее семьей.
Готовясь к смерти, перебирала вместе с ней бренные пожитки в сундуке. Что-то совсем выбросили, что-то отдали в музей, иконы – в открывшуюся церковь. Лариса обо всем расспрашивала. Вот когда была извлечена эта шаль, тут-то Зинаида Васильевна и рассказала внучке, что знала сама, а фотография стала почти документальным подтверждением всей истории.
Говорят, что в то же время в Нязепетровске находились военнопленные из Австрии.
В годы Второй мировой войны якобы здесь тоже были военнопленные из Германии. Про них рассказывают, что они страшно голодали.
Но на сегодня самая реальная история – эта, о трех германских солдатах на фото. И мы надеемся, что в областном немецком культурном центре нам помогут в краеведческих поисках.
Таисия Ильина,
г. Нязепетровск.
Читать далее «На уральской чужбине» →